28 июня в Верховном суде Виктор Бабарико выступил с последним словом. Прокурор запросил для Виктора Бабарико максимально возможный срок — 15 лет лишения свободы. Приговор по делу огласят 6 июля.
Слушать голос Виктора Бабарико
Медиазона опубликовала расшифровку аудиозаписи.
Высокий суд, уважаемые дамы и господа. Я не буду становиться на путь оценки происходящего с точки зрения юридической практики, потому что все, что было высказано моими адвокатами, я полностью поддерживаю и считаю объективно представленной картиной для оценки и своим полным и аргументированным взглядом и <нрзб> изложением.
Я остановлюсь просто на человеческой ситуации и могу сказать, что мне, наверное, в жизни повезло, я очень сильный человек, потому в семье у нас не было никогда никаких сомнений в том, что любой поступок нужно оценивать в первую очередь с точки зрения нравственности, а не материальных каких-то потерь. И простым языком можно сказать, что нужно прожить свою жизнь так, чтобы тебе не было стыдно перед людьми, с которыми ты по этой жизни сталкиваешься.
Прожив достаточно большой кусок своей жизни, находясь в этой клетке, я могу точно сказать, что мне не стыдно за свою жизнь перед людьми, с которыми я сталкивался. Мне не стыдно перед своей семьей, перед женой и детьми. Даже несмотря на то, что сын находится в тюрьме, потому что основная вина его в том, что он мой сын. Дочка живет, к сожалению, не в Беларуси. И если честно, очень активно подключилась к ситуации и со мной — и я ей очень благодарен, что на самом деле именно она стала не просто помощником, но частью <нрзб>.
Мне не стыдно почему? Потому что перед решением, которое было принято в мае, мы обсуждали нашу ситуацию — и они всегда знали, что я никогда им не врал. Они были частью моей жизни не только семейной, но и рабочей: они знали все про все проекты, с которыми мы сталкивались по работе. И несмотря на то, что, наверное, признаваться в преступлениях, которых я не совершал… наверное, это было бы с точки зрения материальных выгод более правильно. <нрзб> Я не могу признаться в преступлениях, которых я не совершал.
Мне не стыдно перед своими друзьями и близкими. В круг близких я включаю не только родственников, но и людей, которые были со мной по жизни, в том числе и по работе. Не только с точки зрения подчиненности, а просто по-человечески помогающие мне и моей семье решать не только рабочие, но и бытовые проблемы. Почему? Потому что <нрзб> в рамках нашего общения не было допущено ни одного не то что противозаконного действия, но даже не было допущено никакого намека на какое-то совершение противоправных действий в угоду или кому-то еще.
Мне не стыдно перед сотрудниками банка за то, что вместе с ними в течение почти 25 лет мы сделали один из лучших банков в этой стране. Его делала в том числе и команда, часть из которой находится в этой клетке и которая считает себя преступниками. То есть считает меня тоже преступником. И говорят о том, что в силу этих достижений и их решений были продиктованы взятки и мотивированные исключительно тем, что люди выплачивали какое-то незаконное вознаграждение. Я знаю, что это не так. Потому что ни разу в жизни за все эти 25 лет эти люди, которые помогали расти мне — и, наверное, какую-то часть, я уж не знаю, какую, я тоже каким-то образом помогал — не услышали ни от меня, ни от кого еще, что они должны какие-то действия предпринимать за что-то, в интересах иных людей, кроме наших клиентов, наших сотрудников и наших акционеров. И поэтому что бы они здесь не говорили, что бы ни говорили их адвокаты <нрзб>. Я в это до сих пор не верю. И поэтому мне не стыдно перед ними, потому что и я им никогда ничего не говорил, я их никогда не оправдывал.
Мне не стыдно перед нашими клиентами, потому что тот девиз, который начертан на «Белгазпромбанке»: «»Белгазпромбанк» — энергия твоего будущего» — в полной мере реализовывался все эти годы, когда мы работали в этом банке. И я чаще <нрзб> те проекты, которые мы реализовывали, сейчас являются частью обвинений. Люди, которые стали из начальной точки, в которой могли быть просто идеи, которые думали, как это закрывать бизнес или вообще ничего, создали крупнейшие компании не только «Белгазпромбанка», но и Беларуси. Эта компания — крупнейший налогоплательщик, дающий работу людям и, что самое главное, это компания, которая помогала тому самому формированию среднего класса, который входит в понятие миссии «Белгазпромбанка». И поэтому мне не стыдно перед клиентами несмотря на то, что было сказано, что, оказывается, этот успех <нрзб> был реализован исключительно в рамках насилия над клиентами, заставляя их делать какие-то противоправные действия и выплачивать <нрзб> за их услуги.
И мне не стыдно перед теми людьми, которые после мая, 12 мая, когда я принял решение заявить о желании выставить свою кандидатуру на пост президента Республики Беларусь. <нрзб> моего штаба. <нрзб> этот штаб и сейчас, вы знаете, невероятная вещь — то, что мы сделали, оценивается в миллионы долларов. За это они ничего не получили. Наверное, только лишение свободы, материальных благ и всего остального.
Мне не стыдно перед членами инициативных групп, которые на втором этапе поддержали и буквально за 10 дней сформировали больше 10 тысяч сторонников, которые привлекли сотни тысяч людей, поставивших подписи за мою кандидатуру. И эти люди, сотни тысяч, поверили, что тот разделяемый образ будущего Беларуси, в которой можно построить страну с очень человеческими ценностями на базе уважения личности, с возможностью сделать так, чтобы это была страна не персонифицированная.
«Я знаю, что вы хотите». Нет, мы хотим жить в стране, в которой мы знаем, что мы хотим. И вот я был честен с людьми в том, что я не скрывал мнений, своего состояния, не скрывал своей программы, и за очень короткий период, чуть больше месяца, я увидел ту Беларусь, тех людей, у которых не просто есть шанс, у которых, я вижу, еще будет Беларусь — улыбчивая, честная, открытая. И, безусловная моя оценка, и мне <нрзб>, но, чтобы быть объективным, конечно, было бы здорово узнать и обратную сторону, оценку вот этого всего с точки зрения: «А стыдно ли им за меня?».
К сожалению, вот уже больше года я нахожусь в СИЗО, где не просто изолирована моя физическая свобода, но и практически отсутствует возможность доступа к информации. И за это время всего лишь, наверное, адресатов 10-15 прорвалось ко мне, и я получаю их письма с регулярностью одно-два в неделю.
Если затронуть людей, ко мне на регулярной основе прорвались <нрзб> человека и на сегодняшний момент там осталось только, я прошу прощения за эту фразу, упорные мои, спасибо огромное всем вам за эту поддержку. И поэтому, находясь в этом ограниченном информационном пространстве, я не знаю точно мнения людей обо мне и как они оценивают мои поступки. Но я знаю определенные факты, поэтому я могу опираться на них.
Я знаю, что множество людей, которые были с нами в штабе, волонтеры, члены инициативной группы и всех остальных продолжили то, что было начато, продолжили работу. Я не назову это борьбой, потому что это жизнь, это часть их жизни по построению той Беларуси, о которой мы говорим до сих пор.
— Обвиняемый Бабарико, я вас все-таки вынужден прервать. В связи с обстоятельствами, не имеющими к нынешнему, — вмешивается судья Игорь Любовицкий.
— Я считаю, что эти обстоятельства…
— Я прошу вас это учесть.
— Хорошо.
— Продолжайте, пожалуйста
— Значит, я буду краток. И эти люди за свои поступки, многие из них, пожертвовали своим материальным благополучием, некоторые пожертвовали свободой и отдельные даже жизнью. И я уверен, что не должно быть <нрзб>, потому что я точно так же постарался быть честным, прямым, и не совершал никаких деяний против законодательства Республики Беларусь, в том числе уголовного и избирательного. Я не знаю информации об отношении <нрзб> к кому-либо за исключением, как я уже сказал, тех, кто находится здесь, кого приводили сюда в наручниках, <нрзб>. Но я знаю простые цифры.
В то время, когда банком руководила в том числе и эта команда, <нрзб> клиентов было больше 95%. Что это значит? Менее 5%, становясь клиентам «Белгазпромбанка», уходили из банка. Я не верю в то, что они уходили потому, что их заставляли делать то, <нрзб>. Их, как говорят те джентльмены, которые находятся на скамье подсудимых, принуждали что-то делать. И, оказывается, все их криминальные мечты, вращение их в <нрзб> было навязано сотрудниками банка. Я уж не знаю, <нрзб>, но мне кажется, что все-таки цифры говорят о том, что мне не должно быть стыдно за сотрудников «Белгазпромбанка», за топ-менеджмент, который был сформирован.
Я не знаю мнения сотрудников «Белгазпромбанка», потому что те сотрудники, которые говорили… опять же, часть сотрудников, побывавших здесь, говорили в наручниках. Но я не услышал ни одного человека, который выступал за ту сторону барьера, о том, что им стыдно было работать в «Белгазпромбанке» под руководством этих людей. И я видел приходящих сюда сотрудников «Белгазпромбанка». Мне кажется, что часть, я не знаю какая часть, но им точно так же не должно быть стыдно, в том числе за меня.
Я не знаю мнения друзей моих близких и очень <нрзб> я их не слышу. В особенности тех, кто так же, как и я, находятся в условиях ограничения свободы. Но я видел родственников этих людей. Я видел их в этом зале. Ни один из них… Я не увидел, чтобы испытывал чувство неуважения ко мне. Может, я ошибаюсь, но я не думаю, что они приходили просто поглазеть. Я думаю, что они приходили выразить <нрзб>.
Но я знаю. И это точно, я знаю <нрзб>, которую мне поставили, самое важное для меня. Мои дети. Они сказали самые важные для меня слова, и это правда, и я это точно знаю. Они сказали: «За папу не стыдно».
И в завершение своей речи я хочу сказать, что наша жизнь это не стыд, когда можно рвануть либо выбрать <нрзб> плохое, забыть <нрзб>. Наша жизнь — это марафон. Мы не знаем, кто победит. Мы не знаем дату старта и мы не знаем дату финиша. Но на этой дистанции мы всегда оказываемся в ситуации, когда приходится делать выбор, и иногда этот выбор тяжел, потому что в разных плоскостях лежат материальные выгоды и нравственные ценности. И у нас всегда так.
Есть два аргумента. Первое — мы всегда говорим: «Мы делаем плохо, потому что нас заставили, потому что нас попросили лишиться работы, нам не дадут премии, <нрзб> квартиры, должности и все остальное». Но это не важно. В душе мы всегда говорим — мы это делаем не для себя, а ради наших детей, ради наших близких. Ради тех, кем мы дорожим. И оправдываем себя то, что мы жертвуем собой во имя наших детей.
Я хочу пожелать всем, чтобы вы на любой части этой дистанции после любого вашего выбора именно от этих людей услышали то же самое мнение — что им за вас не стыдно. Спасибо.
