Близкую подругу семьи Бабарико Светлану Купрееву задержали за неделю до ареста Виктора и Эдуарда. 16 месяцев она провела в «американке», забыла пароли от почты и социальных сетей, потеряла работу. Светлана – бухгалтер, но ее клиенты не смогли столько ждать. Светлана Купреева рассказала в интервью сайту babariko.vision о том, как танцевла на прогулке во дворике СИЗО КГБ, потеряла работу и ищет новую, чем ее удивил Минск сразу после освобождения и что бы она сказала Виктору Бабарико.
Во время предвыборной кампании Светлана координировала сбор подписей в поддержку Виктора Бабарико в одном из районов Минска. 11 июня 2020 года ее задержали. Три месяца дочь беларуского поэта Николая Купреева провела в одиночной камере, где начала писать стихи. В 2021 году она стала лауреатом премии имени Франтишка Алехновича. 11 октября Светлане Купреевой изменили меру пресечения на подписку о невыезде и освободили. Светлану обвиняют в уклонении от уплаты налогов в крупном размере.
— Помните свою первую ночью в «американке»?
— Как в 37-м году утром звонок в дверь, санкция на обыск, дома оставили сотрудников для обыска, а меня увезли в ДФР. Потом привезли к полуночи в СИЗО КГБ, для ожидания сотрудницы для личного обыска поместили в такую «мягкую комнату», обитую дермантином без окон. Как камера пыток. Потом отправили наверх уже в обычную камеру, после того, что я прошла днем, мне в этой «комнате», все показалось раем.
За окном ночь, хохочут чайки. Я первый раз в жизни услышала, как хохочут чайки. Было что-то потустороннее в этом. Вспомнилось из Шекспира: «Ад пуст, все черти здесь». Я даже написала о ночном хохоте чаек:
Хохочет чайка в ночи.
Летающая Маргарита.
Мне бы с ней покружить,
Да плотно решетка забита…
И сатанинский оскал
Сквозь колокольный звон.
Боже, спаси Беларусь!
За что ей всё испокон
Мрачных, лихих времен…
Несправедлив и жесток
Был к ней безжалостный рок.
Как, скажи, пережить
Всё это народ наш смог?
И 21 век — как азиатская весть…
Боже, спаси Беларусь!
Боже, скажи, Ты есть?
— Вы камеры называете комнатами. Необычно такое слышать…
— Мы с девочками старались тюремные слова не использовать. У нас всегда была комната. Я и в письмах писала комната, чтобы меньше было тюремных слов. У нас была одна девушка которую переводили с Володарского. Она нам рассказывала как что там назыается, такой слэнг. Мы ей говорили: «Не надо, мы не хотим этого знать».
По поводу «мягкой комнаты». Один сотрудник брал у меня отпечатки пальцев. Душевный такой по сравнению с другими, и говорит: «Я ничего плохого делать не буду». Я ему отвечаю, что со мной уже столько всего плохого сделали, меня сажали даже в камеру пыток. На что он сказал: «У нас нет камер пыток. Это называется “мягкая комната”».
— Вас задержали на неделю раньше, чем Виктора Бабарико. Помните, как узнали об этом?
— В этот день я как раз была на допросе с адвокатом, от него узнала про задержание. А вечером я слышала голос Виктора Дмитриевича. Моя камера была как раз возле лестницы, поэтому я слышала.
Он говорил что-то про файлик: «Можно я положу здесь файлик?» , кажется, так. Но до этого уже сигналили машины везде вокруг, и я ожидала что-то плохое.
Вы знаете, в ночь, когда Виктора Дмитриевича арестовали, мне приснился такой сон. Мы с ним беседуем о погоде. И он говорит: «И все будет хорошо, все исправится, но надо, чтобы прошел шторм!». А потом, когда была ночь с 9 на 10 августа, и все взрывалось, грохотало, я думала – война. Лежала и думала: может это и есть шторм?
— Как вы различали дни в СИЗО КГБ?
— Естественно, календаря никакого нет, а ориентироваться надо в днях и неделях. Сначала три месяца, когда была в одиночной камере, рисовала в тетрадке календарь. И зачеркивала дни. Когда была уже не одна, мы рисовали график дежурств, в котором было видно, какой сейчас день недели.
В этой тетрадке были записаны также адреса и телефоны женщин, с которыми за все время сидела Светлана Купреева. Прежде чем выпустить ее за ворота, эти записи вырезали.
— Можете привести примеры пропаганды, бытовых условий, может быть ярких моментов, которые вам запомнились?
— Все события 2020 года прошли мимо меня. Какие-то новости получала из «Комсомолки» и «Нового часа». Это очень поддерживало. Когда посадили Виктора Дмитриевича, в центре Минска стало шумно — начали сигналить машины. Машины сигналили, мне кажется, до октября 2020 года. Эти сигналы очень поддерживали. Мы слышали, что люди возмущаются тем, что происходит, что они солидарны. Эта солидарность придавала силы, что мы все вместе.
В мае и июле 2021 года были праздники. По телевизору вспоминают войну, концлагеря, что надо привлечь виновных к ответственности за геноцид. А у нас в четырехместном номере — 6 человек, двое на полу на деревянных щитах. Вентилятора нет. Жарища. Стены влажные, пол влажный. Дышать нечем. И они еще вспоминают концлагерь. Когда тут своим сделали настоящий концлагерь, всех приличных людей в него поместили и издеваются.
Условия были ужасные в бытовом плане. Это сталинских времен здание, где все пришло в негодность. Туалеты есть в четырех-пяти камерах. Все остальные — с ведром, которое надо два раза в день выносить.
В него же сливается вода, которой моют пол. Умывальник с холодной водой. Душ раз в неделю, там только можно под горячей водой помыться. А летом, когда жарища, подходишь к крану с холодной водой, обмываешь себя. Насекомые были странные от влажности. Как белая длинная моль. Очень неприятно. У многих аллергия — потому что влажность, жара. Там все от слова «очень». Если на свободе жарко, значит, у нас супер, если холодно — то у нас очень холодно. В 21-м веке, в центре столицы европейского государства такие условия. А по телевизору говорят про концлагерь 70-летней давности…
Светлана Купреева и Виктор Бабарико во время сбора подписей
В СИЗО КГБ лучше с передачами. Можно было передавать домашнюю еду. Были и сырники, и котлетки. В целом нормально кормили: утром каша, днем суп, второе. Единственное, что на ужин 5 раз в неделю была селедка с картошкой или свеклой в мундире, поэтому мы готовили свое что-то — салатики, например.
На прогулке первые три месяца была одна, выходила во дворик и танцевала под музыку, которую ставили по радио. Каждая комната гуляет в свою очередь, ни с кем не пересекаешься. Последние пару месяцев у нас была йога каждый день. С нами была очень замечательная женщина, Ирина, очень спортивная, почти настоящий йог. Очень хороший человек.. Следила за нами, чтобы мы не съели лишнюю конфетку. Сразу за месяц на три килограмма мы с соседкой похудели.
Самое главное там — это люди, которые с тобой. Я встретила очень много хороших людей. Мне сейчас с Володарского девушка пишет, что по некоторым бытовым условиям в СИЗО-1 может и лучше, но таких людей, как в СИЗО КГБ, там нет. У нас были самые лучшие отношения и люди.
— Сейчас делаете йогу?
— Нет пока. Хожу раз в неделю на стрейчинг. Но вообще надо вернуться к практике и раз в день делать асаны из йоги.
— Скажите, для вас было неожиданным изменение меры пресечения?
— Мне с июня месяца намекали, что уже скоро, подождите. Пройдет суд над Бабарико…Честно говоря, меня как только посадили, я была уверена, что меня вот-вот выпустят.Ну максимум через два месяца – после выборов. Но так затянулось…
Светлана после освобождения во время поездки в Брест
— Чем запомнился вам Минск сразу после освобождения?
— Меня выпустили около 8 вечера за ворота, вывели, помогли нести сумку. И вот я за воротами, у меня ни денег, ни телефона. Подошла к первой машине со стороны кинотеатра «Победа». Прошу помочь вызвать такси, киваю в сторону СИЗО и говорю, что я вышла оттуда без ничего.
Люди вызвали такси, дали 10 рублей со словами: «Вы за нас за всех отсидели. Возвращать не надо». Тронула очень эта фраза, проявление солидарности.
Минск поразил пустотой. Когда я встречалась с одногруппниками, мы гуляли воскресным вечером по проспекту и меня впечатлило отсутствие людей на улицах, мало машин. Я даже сфотографировала пустой-пустой проспект. Как будто чума. Это самое яркое впечатление. Была хорошая погода, середина октября, золотая осень. Спасибо, что застала эту пору года, а не провела очередную осень с полностью бетонным двориком, в котором не видно деревьев…
Фото Светлана сделала в 19:30 в центре Минска в выходной день.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Я потеряла все работы. Я как бухгалтер сопровождала бизнес по упрощенной системе налогообложения. Люди меня ждали и два месяца, и четыре. Но кто продержится без бухгалтера 16 месяцев? Вот сейчас ищу работу…
А еще много пишу писем. У меня есть 12 адресатов — женщины, с которыми я сидела за это все время. Пишу и в Гомель, и в Брест… Уже получила и ответы. Вот в СИЗО КГБ ни одно письмо мое не пропустили сейчас. Писала Эдуарду в «американку», не передали. Теперь буду пробовать в СИЗО-1.
— А Виктору Бабарико уже писали?
— Конечно! Переписываемся с ним. Его письма очень оптимистичные. У нас много общих воспоминаний. Вспоминает Марину, свою жену. У нас такая личная переписка. Я была свидетельницей на их свадьбе. В молодости мы постоянно общались, отдыхали вместе, выезжали на озера. Есть что вспомнить.
Светлана Купреева и Марина Бабарико
Маша и Эдуард — замечательные дети. Семья для Виктора и Марины всегда была на первом месте. Устраивали регулярно семейные чтения. Марина все вкладывала в детей: водила на кружки, секции, музыку, рисование… Она целыми днями работала над развитием детей. Они были очень счастливой семьей.
Виктор – один из самых порядочных людей, которых я знаю.
— Что бы вы ему сейчас сказали?
— Я ему пишу и передавала раньше отттуда в письмах, что я всегда на его стороне. Это тот человек, который не может сделать ничего плохого. Раньше он все делал для своей семьи. В молодости он на каждом Дне рождении говорил, что Марина — эта женщина, ради которой можно свернуть горы. И он сворачивал. Когда ее не стало, он хотел свернуть горы ради своей страны. И еще не вечер…
Анастасия Александрович, фото из архива Светланы Купреевой